Ольга Суздальская
Страстная седмица… Великий Понедельник. Захожу в храм. Ого! Прихожан в очереди на исповедь ещё добавилось! И это понятно. Совсем скоро — Светлое Христово Воскресение. Не хочется ходить с душами-замарашками. Не просто не хочется – не можется.
Вот и отец Андрей. Кто-то истово шепчет: «Господи, помоги! Страшнее, чем к зубному!». Вздохи со всех сторон. Первой решительно выходит женщина немногим за шестьдесят с очень уверенным взглядом. Похоже, ей единственной из всех не страшно. Начинает громко, батюшкиной просьбы говорить тише не замечает. Отец Андрей смиряется и переходит на её «громкость», по-другому — никак. Мы невольно отступаем. Не хочется знать чужого. Тут у каждого – своё. Ещё отступаем. И всё равно слышим разговор исповедницы с батюшкой.
— Ну что же это? Всё дочкины грехи перечисляете. Она разве сама не может прийти? Вы уж о себе говорите, за дочку не надо.
— Так у меня-то нету грехов! Чего я о себе скажу? Нету – и всё!
— Прямо и нету? Ни одного? — Ни одного. Не придумывать же!
— А когда вы в последний раз исповедовались?
— Десять лет назад.
— И что? За эти десять лет никого ни разу не обидели?
— Никого. Чего я буду обижать?
— Ни о ком плохого слова не сказали?
— Ни о ком. Чего я буду плохое говорить?
— Не завидовали, не…
Женщина перебивает:
— Не пытайте, батюшка! Нет на мне грехов. Ну, нет! Вы уж исповедуйте меня скорее. Я бы вообще только службу постояла, да соседки сказали, что если кто крещёный, то исповедоваться перед Пасхой – это Божье дело и всем надо. А я, батюшка, крещёная. Я ведь как думала? Не грешу – значит, не надо никакой исповеди. Но раз соседки сказали, что всем надо, то пришла.
Батюшка тяжело вздыхает:
— Не могу я вас исповедовать, матушка. Нет, не могу. Никак. Не имею права. Вы – святая! Вы не грешите. А я грешный. Ох, грешный… Это вы меня исповедовать должны, матушка, — и вдруг низко — в пол — кланяется женщине. Она пятится и замолкает.
Даааа уж… Вот, как батюшка повернул!
— Ну что, меняемся местами? Когда мне ещё такое счастье выпадет – святой безгрешной исповедоваться!
— Дак это, батюшка… — голос у женщины остаётся громким, но интонация явно меняется. — Вы это… Зачем поклонились? Не надо мне кланяться. И меняться со мной не надо. Неловко мне святой-то быть, — одёргивает пальтишко, поправляет шапку, — только соседкам на смех. Святые разве такие? – ещё раз поправляет шапку. — Какая из меня святая? Да и это…
Вспомнила я… Точно вспомнила! На соседку прошлым годом наговорила… Это ведь грех, наверно… Да?
И вот уже куда-то девалась «громкость»… Голос тише, тише…
Мы облегчённо вздыхаем… Украдкой переглядываемся, улыбаемся друг другу. Исповедь продолжается своим чередом…
…А позже, выходя из храма, слышу, как мальчонка, впечатлённый количеством народа на службе, допытывается у бабушки:- Бабуль, а, бабуль! А что ли все люди тоже пришли к Боженьке потому что у них, как у тебя, болит сердце, да? Ну, скажи! Что ли да? А почему столько много больных сердцев?
Ах, малыш, малыш… Хорошо ты спросил. Не знаю, что ответила тебе твоя бабушка, а только думается мне, таких «больных сердцев» куда больше, чем ты сегодня увидел. Ты сам поймёшь это. Позже. Потом. А пока… Будь здоров, малыш! Пожалуйста, будь здоров. Пусть не коснётся тебя то, что заставляет сердце болеть…
© Copyright: Ольга Суздальская, 2012
Свидетельство о публикации №212041001038
